Как правильно написать
название штата
Сундук (Норвежская
народная сказка)
Кольцо Джафара (Восточная
сказка )
Старуха, дверь закрой!
(Народная сказка )
Гусыня и Осел (По мотивам
Шварцвальдских сюжетов )
Жадный Вартан (Армянская сказка )
Жила-была
мышка Мауси
И
вдруг увидала Котауси.
У Котауси злые глазауси
И злые-презлые зубауси.
Подбежала
Котауси к Мауси
И
замахала хвостауси:
“Ах, Мауси, Мауси, Мауси,
Подойди
ко мне, милая Мауси!
Я
спою тебе песенку, Мауси,
Чудесную
песенку, Мауси!”
Но
ответила умная Мауси:
“Ты
меня не обманешь, Котауси!
Вижу злые твои глазауси
И злые-презлые зубауси!”
Так
ответила умная Мауси —
И
скорее бегом от Котауси.
Или —
или,
ИЛЛИ,
ИЛЛИ,
Крокодилий
В иле
нос,
Нос
не нос,
НОЙС,
НОЙС —
Вышло
слово
ИЛЛИНОЙС.
Я
чайник — ворчун, хлопотун, сумасброд,
Я
всем напоказ выставляю живот,
Я чай
кипячу, клокочу и кричу:
— Эй,
люди, я с вами почайпить хочу!
Он
взглядом на меня взглянул,
Улыбкой
улыбнул.
Потом
рукою руканул
И
мигом подмигнул.
—
Кума,
Ты к
нам?
— К
вам, к вам,
К
вам, к вам!
К
воде скачу,
Ловить
хочу.
— А
кого, кого, кума?
—
Карпа, рака и сома.
— Как
поймаешь, дашь ли
нам?
— Как
не дать? Конечно, дам!
Вот
дом,
Который
построил Джек.
А это
пшеница,
Которая в
темном чулане хранится
В
доме,
Который
построил Джек.
А это
веселая птица-синица,
Которая часто
ворует пшеницу,
Которая в
темном чулане хранится
В
доме,
Который
построил Джек.
Вот
кот,
Который пугает
и ловит синицу,
Которая часто
ворует пшеницу,
Которая в
темном чулане хранится
В
доме,
Который
построил Джек.
Вот
пес без хвоста,
Который за шиворот треплет кота,
Который пугает
и ловит синицу,
Которая часто
ворует пшеницу,
Которая в
темном чулане хранится
В
доме,
Который
построил Джек.
А это
корова безрогая,
Лягнувшая
старого пса без хвоста,
Который за шиворот треплет кота,
Который пугает
и ловит синицу,
Которая часто
ворует пшеницу,
Которая в
темном чулане хранится
В
доме,
Который
построил Джек.
А это
старушка, седая и строгая,
Которая доит
корову безрогую,
Лягнувшую
старого пса без хвоста,
Который за шиворот треплет кота,
Который пугает
и ловит синицу,
Которая часто
ворует пшеницу,
Которая в
темном чулане хранится
В
доме,
Который
построил Джек.
А это
ленивый и толстый пастух,
Который
бранится с коровницей строгою,
Которая доит
корову безрогую,
Лягнувшую
старого пса без хвоста,
Который за шиворот треплет кота,
Который пугает
и ловит синицу,
Которая часто
ворует пшеницу,
Которая в
темном чулане хранится
В
доме,
Который
построил Джек.
Вот
два петуха,
Которые будят
того пастуха,
Который
бранится с коровницей строгого,
Которая доит
корову безрогую,
Лягнувшую
старого пса без хвоста,
Который за шиворот треплет кота,
Который пугает
и ловит синицу,
Которая часто
ворует пшеницу,
Которая в
темном чулане хранится
В
доме,
Который
построил Джек.
За
деревней
Была
Трясина.
На
трясине
Росла
Осина.
Торчал
на осине
Сук,
И
висел на суку
Сундук.
Только
ветром
Его
качало,
Только
градом
В
него стучало,
А
мохнатый лесной паук
Паутиной
оплел сундук.
Шел дурак по трясине,
Увидал
сундук на осине.
—
Вот,— говорит,— удача!
Всех
на свете я стану богаче:
Мне
достался сундук с деньгами,
С
изумрудами и жемчугами.
Заживу
я теперь веселей,
Полтораста
куплю кораблей
И от
палубы верхней до трюма
Нагружу
их мешками изюма!
Взял дурак у соседей пилу
И
тихонько полез по стволу,
Подпилил
на осине сук —
И
свалился на землю сундук.
Так и
грохнуло, будто из пушки.
Испугались
в болоте лягушки.
Стал дурак отпирать замок,
Только
ключ подобрать не мог.
—
Вот,— говорит,— задача:
Надо
ключ отыскать, не иначе.
Без
ключа не открыть замка,
Без
замка не открыть сундука!
По
дороге дурак пошел,
Медный
ключ под кустом нашел,
Медный
ключ с золотой бородкой.
Стал
хвалиться дурак находкой.
—
Вот,— говорит,— удача!
Всех
на свете я стану богаче,
Полтораста
куплю кораблей,
Апельсинов,
конфет, кренделей.
То-то
пир на весь мир я устрою,
Если
только сундук я открою!
Ключ
потер он рукой—блестит.
Дунул
в дырочку — ключ свистит.
Сунул
ключик в замочную щелку,
А
замок отомкнулся и щелкнул.
Огляделся
дурак вокруг,
Заглянул
осторожно в сундук.
—
Вот,— говорит,— неудача!
Не
намного я стану богаче,
Не
намного я стану богаче —
Я
нашел только хвост поросячий...
Очень
тоненький хвост да короткий.
Много
ль проку в такой находке?
____________
Был
бы хвост поросячий побольше,
Так и
сказка была бы подольше!
А ну,
загадку разгадай,
Коль
думать ты охотник:
Кто
больше трудится — лентяй
Иль
ревностный работник?
Но,
прежде чем найдешь ответ,
Послушай
сказку древних лет.
Жил
при дворе мудрец Джафар
В
одной стране на юге.
А так
как был он очень стар,
Его
носили слуги.
Однажды
на пути домой
С
далекого базара
Скатился
перстень золотой
С
мизинца у Джафара.
Сказал
носильщикам Джафар:
—
Весь город обойдите
И
драгоценный царский дар —
Кольцо
мое найдите!
Ему
носильщики в ответ:
—
Искать нам неохота.
Нам
до пропажи дела нет.
Своя
у нас работа.
Тебя
нам велено таскать,
А не
кольцо твое искать!
— Ну,
если так,— сказал рабам
Джафар на эти
речи,—
Кольцо
искать я буду сам!—
И сел
рабам на плечи.
Пришлось
тащиться им опять
С Джафаром до базара...
А
было б легче им искать
Колечко
без Джафара!
Под
праздник, под воскресный день,
Пред
тем, как на ночь лечь,
Хозяйка
жарить принялась,
Варить,
тушить и печь.
Стояла
осень на дворе,
И
ветер дул сырой.
Старик
старухе говорит:
—
Старуха, дверь закрой!
— Мне
только дверь и закрывать,
Другого
дела нет.
По мне—пускай она стоит
Открытой сотню
лет!
Так
без конца между собой
Вели
супруги спор,
Пока
старик не предложил
Старухе
уговор:
—
Давай, старуха, помолчим.
А кто
откроет рот
И
первый вымолвит словцо,
Тот
двери и запрет!
Проходит
час, за ним другой.
Хозяева
молчат.
Давно
в печи погас огонь.
В
углу часы стучат.
Вот
бьют часы двенадцать раз,
А
дверь не заперта.
Два
незнакомца входят в дом,
А в
доме темнота.
— А
ну-ка,— гости говорят,—
Кто в
домике живет?
Молчат
старуха и старик,
Воды
набрали в рот.
Ночные
гости из печи
Берут
по пирогу,
И
потроха, и петуха,—
Хозяйка
— ни гугу.
Нашли
табак у старика.
—
Хороший табачок! —
Из
бочки выпили пивка.
Хозяева
— молчок.
Все
взяли гости, что могли,
И
вышли за порог.
Идут
двором и говорят:
—
Сырой у них пирог!
А им
вослед старуха: — Нет!
Пирог
мой не сырой!—
Ей из
угла старик в ответ:
—
Старуха, дверь закрой!
Подслушав
птичниц разговор,
Рыдая
и дрожа,
Гусыня
убежала в бор
От
острого ножа.
И в
ту же ночь Осла прогнал
Хозяин
со двора:
—
Ты,— говорит,— ленивый стал,
Тебя
сменить пора!
И вот
однажды поутру,
Когда
шиповник цвел,
Вдруг
встретились в густом бору
Гусыня
и Осел.
Он
уступил дорогу ей
И,
низко поклонясь,
Сказал:
—
Сударыня, ей-ей,
Я счастлив встретить вас!
Но
как сюда попали вы,
Не
понимаю я?
Она
ответила:
—
Увы, горька судьба моя! —
И
рассказала все ему
Об
участи своей.
И,
сам не зная почему,
Он
все поведал ей.
И
стали сетовать они
На
то, как жизнь тяжка,
Усевшись
в молодой тени
Зеленого
дубка.
И порешили вместе жить
И
вместе поживать,
Чтоб
вместе радости делить
И
горе горевать.
Проходит
два иль три денька...
Задумались
друзья:
Корысть
не больно велика
От
этого житья.
Гусыня
плавает весь день
По
озеркам лесным.
Осел
стоит, укрывшись в тень,
Опять
один-одним.
Гусыня
принесет ему
Червей
— таких больших.
Ослу
же черви ни к чему,
Его
тошнит от них.
Осел
ночами тихо спит —
Устанет
за день он.
Гусыня
же во сне шипит
И
спугивает сон.
Осел
упрется и молчит—
Ни с
места, хоть умри!
Гусыня
бедная кричит:
— Га-га, заговори!
И наконец устал
Осел
От
этого житья.
“Пойду-ка,— думает Осел,—
К
лесному гному я!”
И вот
однажды поутру
(Еще
шиповник цвел)
Пещеру
отыскал в бору
И
дверь толкнул Осел.
Она
немного подалась
И
настежь отперлась.
И вот
стоит перед Ослом
Хозяин
леса — гном.
Стоит
веселый старичок —
Хозяин
леса — гном,
Остроконечный
колпачок
И
мантия на нем.
Осел
склонился до земли,
Потом
пополз ползком:
—
Хозяин леса, повели,
Чтоб
стал я гусаком.
Гусыня
у меня жена,
А я
ослом рожден.
Но
мне ослица не нужна,
В
Гусыню я влюблен!
Нарвал
шиповнику старик
И
зелья наварил.
Перелистал
десяток книг,
Потом
заговорил:
— Ты
выпей это зелье, друг,
Ударься
о дубовый сук,
Умойся
дома молоком —
И
станешь гусаком.
Благословляя
старика,
Осел
ревмя ревел.
Он
зелье выпил. Для сука
Башки не
пожалел.
Простился
с мудрым стариком
И
побежал за молоком.
Но не
успел затихнуть бег
Счастливого
Осла,
Гусыня,
белая как снег,
К
пещере подошла.
Она
склонилась до земли
И начала
шептать:
—
Хозяин леса! Повели
Ослицею
мне стать.
Осла
любить мне суждено
Навеки,
навсегда.
За
гусака я все равно
Не
выйду никогда!
Хозяин
леса неспроста
Потрогал
колпачок,
Улыбка
тронула уста,
И
молвил старичок:
—
Нарви шиповнику чуть-чуть,
Порань
его шипами грудь,
Стань
клювом прямо на восток,
Три
раза окунись в поток,
И, обновленная водой,
Ослицей
станешь молодой.
Прохладно
сделалось в бору,
В
ветвях сгустился мрак...
И
повстречались ввечеру
Ослица
и Гусак.
Превратностей
своей судьбы
Не в
силах одолеть,
Они
стояли, как столбы,
Мечтая
околеть.
Они
не знали, чем помочь,
Как
избежать беды.
Они
проплакали всю ночь
До
утренней звезды.
И
вместе с утренним лучом
Опять
помчались в бор...
И
встретил их хозяин-гном,
Взглянул
на них в упор.
И
пали на землю они:
—
Хозяин! В добрый час
Обличье
прежнее верни
Ты
одному из нас!
И он
ответил им, тая
Улыбку
в щелках глаз:
—
Нет! Колдовство мое, друзья,
Годится
только раз.
Да!
Вместе с вами я грущу.
Да!
Вам не повезло!..
Хотите,
я вас превращу
В
людей, куда ни шло!
Хозяин
леса вскипятил
Три
горьких корешка
И в
дровосека превратил
Большого
гусака.
Потом
перелистал одну
Из
самых толстых книг,
И
дровосеку дал жену
Веселый
тот старик.
С тех
пор года идут-плывут,
Века
встают из мглы...
С тех
пор среди людей живут
Гусыни
и ослы.
До
болота идти далеко,
До
болота идти нелегко.
“Вот
камень лежит у дороги,
Присядем
и вытянем ноги”.
И на
камень лягушки кладут узелок.
“Хорошо
бы на камне прилечь на часок!”
Вдруг
на ноги камень вскочил
И за
ноги их ухватил.
И они
закричали от страха:
“Это —ЧЕ!
Это —РЕ!
Это-ПАХА!
Это —ЧЕЧЕРЕ!
ПАПА!
ПАПАХА!”
Часть
первая
Маленькие
дети!
Ни за
что на свете
Не
ходите в Африку,
В
Африку гулять!
В
Африке акулы,
В
Африке гориллы,
В
Африке большие
Злые
крокодилы
Будут
вас кусать,
Бить
и обижать,—
Не
ходите, дети,
В
Африку гулять.
В
Африке разбойник,
В
Африке злодей,
В
Африке ужасный
Бар-ма-лей!
Он
бегает по Африке
И
кушает детей —
Гадкий,
нехороший, жадный Бармалей!
И
папочка в мамочка
Под
деревом сидят,
И
папочка и мамочка
Детям
говорят:
“Африка
ужасна,
Да-да-да!
Африка
опасна,
Да-да-да!
Не
ходите в Африку,
Дети,
никогда!”
Но
папочка и мамочка уснули вечерком,
А
Танечка и Ванечка — в Африку тайком,—
В
Африку!
В
Африку!
Вдоль
по Африке гуляют.
Фиги-финики
срывают,—
Ну и
Африка!
Вот
так Африка!
Оседлали
носорога,
Покаталися
немного,—
Ну и
Африка!
Вот
так Африка!
Со
слонами на ходу
Поиграли
в чехарду,—
Ну и
Африка!
Вот
так Африка!
Выходила
к ним горилла,
Им
горилла говорила,
Говорила
им горилла,
Приговаривала:
“Вон
акула Каракула
Распахнула
злую пасть.
Вы к
акуле Каракуле
Не
хотите ли попасть
Прямо
в па-асть?”
“Нам
акула Каракула
Нипочем,
нипочем,
Мы
акулу Каракулу
Кирпичом,
кирпичом,
Мы
акулу Каракулу
Кулаком,
кулаком,
Мы
акулу Каракулу
Каблуком,
каблуком!”
Испугалася
акула
И со
страху утонула,—
Поделом
тебе, акула, поделом!
Но
вот по болотам огромный
Идет
и ревет бегемот,
Он
идет, он идет по болотам
И
громко и грозно ревет.
А
Таня и Ваня хохочут,
Бегемотово
брюхо щекочут:
“Ну и
брюхо,
Что
за брюхо —
Замечательное!”
Не
стерпел такой обиды
Бегемот,
Убежал
за пирамиды
И
ревет,
Бармалея, Бармалея
Громким
голосом
Зовет:
“Бармалей, Бармалей, Бармалей!
Выходи,
Бармалей, поскорей!
Этих
гадких детей, Бармалей,
Не
жалей, Бармалей, не жалей!”
Часть
вторая
Таня-Ваня
задрожали —
Бармалея
увидали.
Он по
Африке идет,
На
всю Африку поет:
“Я
кровожадный,
Я
беспощадный,
Я
злой разбойник Бармалей!
И мне
не надо
Ни
мармелада,
Ни
шоколада,
А
только маленьких
(Да,
очень маленьких!)
Детей!”
Он
страшными глазами сверкает,
Он
страшными зубами стучит,
Он
страшный костер зажигает,
Он
страшное слово кричит:
“Карабас! Карабас!
Пообедаю
сейчас!”
Дети
плачут и рыдают,
Бармалея
умоляют:
“Милый,
милый Бармалей,
Смилуйся
над нами,
Отпусти
нас поскорей
К
нашей милой маме!
Мы от
мамы убегать
Никогда
не будем
И по
Африке гулять
Навсегда
забудем!
Милый,
милый людоед,
Смилуйся
над нами,
Мы
дадим тебе конфет,
Чаю с
сухарями!”
Но
ответил людоед:
“Не-е-ет!!!”
И
сказала Таня Ване:
“Посмотри,
в аэроплане
Кто-то
по небу летит.
Это
доктор, это доктор,
Добрый
доктор Айболит!”
Добрый
доктор Айболит
К
Тане-Ване подбегает,
Таню-Ваню
обнимает
И
злодею Бармалею,
Улыбаясь,
говорит:
“Ну,
пожалуйста, мой милый,
Мой
любезный Бармалей,
Развяжите,
отпустите
Этих
маленьких детей!”
Но
злодей Айболита хватает
И в
костер Айболита бросает.
И
горит и кричит Айболит:
“Ай,
болит! Ай, болит! Ай, болит!”
А
бедные дети под пальмой лежат,
На Бармалея глядят
И
плачут, и плачут, и плачут!
Часть
третья
Но
вот из-за Нила
Горилла
идет,
Горилла
идет,
Крокодила
ведет!
Добрый
доктор Айболит
Крокодилу
говорит:
“Ну,
пожалуйста, скорее
Проглотите
Бармалея,
Чтобы
жадный Бармалей
Не
хватал бы,
Не
глотал бы
Этих
маленьких детей!”
Повернулся,
Улыбнулся,
Засмеялся
Крокодил
И
злодея
Бармалея,
Словно
муху,
Проглотил?
Рада,
рада, рада, рада детвора,
Заплясала,
заиграла у костра:
“Ты
нас,
Ты
нас,
От
смерти спас,
Ты
нас освободил.
Ты в
добрый час
Увидел
нас,
О
добрый
Крокодил!”
Но в
животе у Крокодила
Темно,
и тесно, и уныло,
И в
животе у Крокодила
Рыдает,
плачет Бармалей:
“О, я
буду добрей,
Полюблю
я детей!
Не губите
меня!
Пощадите
меня!
О, я
буду, я буду; я буду добрей!”
Пожалели
дети Бармалея,
Крокодилу
дети говорят:
“Если
он и вправду сделался добрее,
Отпусти
его, пожалуйста, назад!
Мы
возьмем с собою Бармалея,
Увезем
в далекий Ленинград!”
Крокодил
головою кивает,
Широкую
пасть разевает,—
И
оттуда, улыбаясь, вылетает Бармалей,
А
лицо у Бармалея и добрее и милей:
“Как
я рад, как я рад,
Что
поеду в Ленинград!”
Пляшет,
пляшет Бармалей, Бармалей!
“Буду,
буду я добрей, да, добрей!
Напеку
я для детей, для детей
Пирогов
и кренделей, кренделей!
По
базарам, по базарам буду, буду я гулять!
Буду
даром, буду даром пироги я раздавать,
Кренделями,
калачами ребятишек угощать.
А для
Ванечки
И для
Танечки
Будут,
будут у меня
Мятны прянички!
Пряник
мятный,
Ароматный,
Удивительно
приятный,
Приходите,
получите,
Ни
копейки не платите,
Потому
что Бармалей
Любит
маленьких детей,
Любит,
любит, любит, любит,
Любит
маленьких детей!”
Зеленеют
все опушки,
Зеленеет
пруд.
И
зеленые лягушки
Песенку
поют.
Елка
— сноп зеленых свечек,
Мох —
зеленый пол.
И
зелененький кузнечик
Песенку
завел...
Над
зеленой крышей дома
Спит
зеленый дуб.
Два
зелененькие гнома
Сели
между труб.
И,
сорвав зеленый листик,
Шепчет
младший гном:
“Видишь?
Рыжий гимназистик
Ходит
под окном.
Отчего
он не зеленый?
Май
теперь ведь... Май!”
Старший
гном зевает сонно:
“Цыц! Не приставай”.
Чьи
там крики у пруда:
— КВАсу, КВАсу нам сюда!
КВА-КВА-КВАсу, простоКВАши,
Надоела
нам вода!..
Ложка
— это ложка,
Ложкой
суп едят.
Кошка
— это кошка,
У
кошки семь котят.
Тряпка
— это тряпка,
Тряпкой
вытру стол.
Шапка
— это шапка,
Оделся
и пошел.
А я
придумал слово,
Смешное
слово — плим.
Я
повторяю снова:
Плим, плим, плим!
Вот
прыгает и скачет
Плим, плим, плим!
И
ничего не значит
Плим, плим, плим!
Меня
ужалила пчела.
Я
закричал: “Как ты могла?!”
Пчела
в ответ:
“А ты
как мог
Сорвать
любимый мой цветок?
Ведь
он мне был уж-жасно нуж-жен:
Я
берегла его на уж-жин!”
В
гости к Федосье
Матрена
пришла,
К чаю
пришла,
Лимон
принесла.
А Федосья растерялась
И
заторопилась,
А Федосья растерялась
И
заговорилась:
—
Пейте, Матрена,
С
лимончиком,
Пейте,
Лимона,
С матренчиком!..
Он
лежит в постели,
Дышит
еле-еле.
Перед
ним на стуле —
Капли
и пилюли
И с
водой
И без
воды,
За
едой
И без
еды,
Порошки
И
банки,
Пузырьки
И
склянки.
Доктор
выслушал младенца,
А
потом и говорит:
— Инфлюэнца-симуленца
Притворенца, лодырит!
На
рынке корову старик продавал,
Никто
за корову цены не давал.
Хоть
многим была коровенка нужна,
Но,
видно, не нравилась людям она.
—
Хозяин, продашь нам корову свою?
—
Продам. Я с утра с ней на рынке стою!
— Не
много ли просишь, старик, за нее?
— Да
где наживаться! Вернуть бы свое!
— Уж
больно твоя коровенка худа!
—
Болеет, проклятая. Прямо беда!
— А
много ль корова дает молока?
— Да
мы молока не видали пока...
Весь
день на базаре старик торговал,
Никто
за корову цены не давал.
Один
паренек пожалел старика:
—
Папаша, рука у тебя нелегка!
Я
возле коровы твоей постою,
Авось
продадим мы скотину твою.
Идет
покупатель с тугим кошельком,
И вот
уж торгуется он с пареньком:
—
Корову продашь?
—
Покупай, коль богат.
Корова,
гляди, не корова, а клад!
— Да
так ли! Уж выглядит больно худой!
— Не
очень жирна, но хороший удой.
— А
много ль корова дает молока?
— Не
выдоишь за день — устанет рука.
Старик
посмотрел на корову свою:
—
Зачем я, Буренка, тебя продаю?
Корову
свою не продам никому —
Такая
скотина нужна самому!
Полотер,
полотер!
Зря
ты щеткой пол натер!
По
паркету я пойду,
Поскользнусь
и упаду!
Чтоб
не поскользнуться
И шею
не сломать,
Нужно
пол не щеткой,
А
теркой натирать!
Я
взял бумагу и перо,
Нарисовал
утюг,
Порвал
листок, швырнул в ведро —
В
ведре раздался стук.
Мне с
постели вставать неохота:
Я
боюсь наступить на Кавота,—
У
меня под кроватью живет
Симпатичнейший
в мире Кавот.
……………………………….
И еще
с ним такая забота:
Накормить
невозможно Кавота,
Так
как каждый кусок почему то
Попадает
в желудок Камута.
Под собой не чуя ног,
Скачет
резвый Рапунок.
А
большие Рапуны
Тихо
спят и видят сны.
Встретились
Бяка и Бука.
Никто
не издал ни звука.
Никто
не подал и знака —
Молчали
Бука
и Бяка.
И Бука
Думал
со скукой:
“Чего
он так смотрит — букой?”
А
Бяка думал:
“Однако
Какой
он ужасный
Бяка...”
Опять
ничего не могу я понять —
Опилки
мои в беспорядке,
Везде
и повсюду, опять и опять
Меня
окружают загадки!
Возьмем
это самое слово ОПЯТЬ,
Зачем
мы его произносим,
Хотя
мы свободно могли бы сказать:
О ш е с т ь ,
и о с е м ь, и о в о с е м ь
?!
Молчит
этажерка, молчит и т а х т а —
У них
не добьешься ответа,
Зачем
эта хта обязательна та,
А ж е
р к а , как правило, эта?
Собака
кусается. Что ж, не беда.
Тогда
почему же собака,
Хотя
и кусаетСЯ, но никогда
С е б я не
кусает, однако?!
О,
если б я это сумел отгадать,
Опилки
пришли бы в порядок!
А то
мне — загадочно—хочется спать
От
всех этих трудных загадок!
Однажды,
Точнее,
когда-то и где-то
С
голодным Котом
Повстречалась
Котлета.
Котлета,
представьте,
Всплеснула
руками:
— Ах,
как же я счастлива
Встретиться
с вами!
Ах,
Если
б вы знали,
Как
жаждут Котлеты
Узнать
ваши тайны
И
ваши секреты!
Скажите
скорее,
Какого
вы рода?
Вернее
—
Какого
вы времени года:
Кот
осени вы?
Кот
весны?
Кот
зимы?
А
может быть,
Тоже
Кот лета,
Как
мы?
А
может быть,
Вы
Даже
Кот — Круглый Год?
А
может быть,
Может
быть,
Вы —
АНТРЕКОТ?
—
Кот
Лишь
улыбнулся ей
Вместо
ответа —
И
сразу
Куда -то
Исчезла
Котлета...
Жил-был
в чернильнице колдун—
Кори
Кора Корилл.
Он
очень ловко колдовал
При
помощи чернил.
Вот
пишет кто-нибудь письмо —
Не ди, не да, не дышит,—
Как
вдруг вмешается колдун
И все
не так напишет.
Один
раз написал король:
“На
ми, на ма, на месте
За
оскорбленье короля
Виновника
повесьте!”
И вот
читает весь народ
В буми, в бума, в бумаге:
“За
оскорбленье короля
Дать
премию бродяге”.
Тут
захихикал тоненько
Кори
Кора Корилл
И
отхлебнул на радостях
Немножечко
чернил.
В
другой раз написал один
Пои, поа, поэт:
“Ах,
эти розы на столе
Похожи на
рассвет!”
Он
тщательно выписывал
По би, по ба, по букве.
Когда
он кончил, каждый стих
Повествовал
о брюкве.
Тут
захихикал тоненько
Кори
Кора Корилл
И
отхлебнул на радостях
Немножечко
чернил.
За
сына глупого отцу
Оби,
оба, обидно.
Он
пишет мальчику в письме:
“Тебе
должно быть стыдно!”
И
вот, слюнявя языком
Свой
пи, свой па, свой пальчик,
Читает
сын в письме отца:
“Ты
умница, мой мальчик!”
Тут
захихикал тоненько
Кори
Кора Корилл
И
отхлебнул на радостях
Немножечко
чернил.
Кто
не слышал об артисте
Тралиславе Трулялинском!
А
живет он в Припевайске,
В
переулке Веселинском.
С ним
и тетка — Трулялетка,
И дочурка
— Трулялюрка,
И
сынишка — Трулялишка,
И
собачка — Трулялячка.
Есть
у них еще котенок,
По
прозванью Труляленок,
И
вдобавок попугай —
Развеселый Труляляй!
На
заре они встают,
Чаю
наскоро попьют,
И
встречает вся компания
Звонкой
песней утро раннее.
Палочку-трулялочку
Поднимет
дирижер—
И
сразу по приказу
Зальется
дружный хор:
“Тру-ля-ля да тру-ля-ля!
Тра-ля-ля да тра-ла-ла!
Честь
и слава Тралиславу!
Трулялинскому
хвала!”
Трулялинский
чуть не пляшет —
Дирижерской
палкой машет
И,
усами шевеля,
Подпевает:
“Тру-ля-ля!”
“Тру-ля-ля!”—звучит уже
На
дворе и в гараже,
И
прохожий пешеход
Ту же
песенку поет.
Все
шоферы — Трулялеры,
Почтальоны
— Труляльоны,
Футболисты
— Трулялисты,
Продавщицы
— Трулялицы,
Музыканты
— Трулялянты
И
студенты — Труляленты.
Сам
учитель — Трулялитель,
А
ребята — Трулялята!
Даже
мышки, даже мушки
Распевают:
“Трулялюшки!”
В Припевайске весь народ
Припеваючи
живет!
С
овечьей шкурой к скорняку
Зашел
Вартан-сосед:
— Из
этой шкуры шапку сшить
Ты
можешь или нет?
—
Могу! — сказал в ответ скорняк,
На
шкуру посмотрев.
— А
выйдет две? — спросил Вартан,
На
корточки присев.
— И
две сошью.
— А
три?
— И
три!
—
Сошьешь четыре?
— Да!
— А
пять?
— Ну
что ж, могу и пять,
Коль
в этом есть нужда!
—
Быть может, выкроишь все шесть?
—
Могу, раз надо так!
— Где
шесть, там — семь! — сказал Вартан.
—
Идет! — сказал скорняк.
Когда
заказчик через день
За
шапками пришел,
Семь
шапок выложил скорняк
На
свой рабочий стол.
— Да
разве это мой заказ?—
Вскричал
в сердцах Вартан.—
Когда
ты шапки мне кроил,
Ты
был, должно быть, пьян?
Что с
ними делать мне теперь?
Куда
прикажешь деть?
Ведь
ни одну из них нельзя
На
голову надеть!
— Но
ты же сам того хотел! —
Сказал
в ответ скорняк.—
Больших
семь шапок из овцы
Не
выкроишь никак!
Чики-Рики —
воробей
Отдыхал
в тени ветвей,
А
жена его для крошек
Суп
готовила из мошек,
Для
полдюжины ребят,
Желторотых
воробьят.
И над
ними тихо-тихо
Пела
песню воробьиха:
Твики-вики-вики-ви,
Чики-рики-твики-ти,
Спики-бики-би!
Воробьиха
шепчет мужу:
—
Милый друг, в такую стужу
Мне
все ночи напролет
Спать
твой кашель не дает.
И
чихаешь ты ужасно.
Мне
давно уж стало ясно,
Что
тебе во время сна
Шапка
теплая нужна!
Чики-вики-мики-ти,
Бики-викитики-ми,
Спики-чипи-ви!
Ты не
стар, но и не молод,
И
тебе опасен холод.
Надо,
надо не забыть
Завтра
шапку раздобыть.
Воробей
ответил:— Верно!
Ты
заботлива безмерно,
И
тебе желаю я
Счастья,
уточка моя!
Витчи-битчи-литчи-би!
Твики-мики-вики-би!
Тики-тики-ти!
О
тебе, в постели лежа,
Я
сегодня думал тоже —
Как
ужасно ты храпишь,
И
чихаешь, и сопишь.
Воробьи
— народ незябкий,
Но
нельзя нам спать без шапки.
Полетим
с тобой вдвоем,
Капор
в городе найдем.
Витчи-китчи-китчи-ви,
Спики-вики-мики-би,
Чипи-випи-чи.
Купим
в Лондоне сапожки
На
твои босые ножки,
Купим
платье мы с тобой,
Шарф
небесно-голубой,
Теплый
капор самый модный,
Как у
дамы благородной!
Джики-вики-бики-ти,
Чики-бики-вики-би,
Твики-витчи-ви!
Утром
оба, встав с постели,
В
город Лондон полетели.
Опустились
на момент
На
старинный Монумент.
А
потом на Пикадилли
Платье
с обувью купили,
Воробью
купили шляпу.
Воробьихе—модный
капор.
Зики-вики-мики-би,
Витчи-витчи-митчи-ки,
Рики-тики-ви!
Увидав
отца и мать,
Дети
начали кричать:
— Как
нарядны мама с папой!
Как
идут обоим шляпы! —
Воробей
сказал: — О да!
Мы
одеты хоть куда,
Можем
в этаком уборе
Красоваться
на заборе
И
чирикать:
Чики-чи!
Чиви-чиви-бики-би!
Чики-рики-ми!
У
льва есть хвост — могучий, длинный,
А у
осла есть хвост ослиный.
У
кошки хвост и у коня,
Но
нет у вас и у меня.
Когда
я буду именинник,
Куплю
я хвостик за полтинник.
Мне
продавец измерит рост
И
подберет отличный хвост.
Скажу
я льву, киту, верблюдуг
— Я
вам завидовать не буду.
Смотрите,—
с нынешнего дня
Завелся
хвост и у меня!
— Ах,
мне надоело!
Ах,
как я устала!—
ленивая
Мейзи капризно шептала.—
Я
ногу на этом гнезде отсидела!
Какое
противное, скучное дело!
Нет!
Если себе я замену найду,
то я
на каникулы сразу уйду!
Да я
ни секунды бы здесь не сидела,
когда
бы замену себе приглядела!
Тут Мейзи как раз увидала слона.
— Ах,
здравствуйте, Хортон! —
сказала
она.—
Я так
отсидела здесь левую ногу...
Быть
может, тут вы посидите немного?
Слон Хортон ужасно смеялся в ответ:
— Ну
что вы! На мне ведь ни перышка нет!
Ни
крыльев, ни клюва... И, кроме того,
яйцо
так мало! Я велик для него!
— Ну
да... Вы довольно высокого роста...
Но
вам беспокоиться не о чем. Просто
садитесь!
Хотя вы не так уж малы,
но
как вы мягки! Как нежны и милы!
Слон
буркнул:
—
Нет-нет... Вы уж как-нибудь сами...—
Но
птичка взмолилась к нему со слезами!
—
Пожалуйста! Я ненадолго! Клянусь!
Я
слово даю вам, что скоро вернусь!
— Ну,
что ж... коли так... то
попробовать
можно.
Я
буду сидеть на яйце осторожно.
Я
буду стараться его не сломать.
— До
встречи! — пропела беспечная мать.
Исследовав
дерево, прежде всего
слон Хортон подпорки нашел для него.
—
Пусть дерево будет надежным и прочным.
Ведь
тонны четыре во мне — это точно.
Обычно
я все же стоял на полу...
И
слон осторожно полез по стволу.
Долез.
Улыбнулся. Вокруг поглядел...
и сел
на гнездо.
И
сидел...
И
сидел...
И
днем он сидел, согревая яйцо,
и
ночью,
и
ветры хлестали в лицо,
и
молнии бились,
и
гром грохотал...
—
Погодка неважная...— слон бормотал.—
Мне
мокро... и холодно... и... неприятно...
Скорее
бы Мейзи вернулась обратно!
А Мейзи в то время на Пальмовом пляже
о
милом гнезде и не помнила даже.
Решила
она, что отныне ничто
ее не
заставит вернуться в гнездо.
А
слон между тем все сидел и сидел.
Вот
осень настала. И лес облетел.
Деревья
надели свой зимний наряд.
На
хоботе грустно сосульки висят...
А
слон все сидит и упрямо твердит!
—
Яйцо не замерзнет!
Птенец
победит!
По-моему,
мысль моя очень проста:
слон
верен от хобота и до хвоста.
Он
так и сидел без травинки и сна,
пока,
наконец, не настала весна.
Но
беды иные с весной начались!
Все
звери лесные вокруг собрались,
кричали,
шумели, давились от смеха:
—
Слон Хортон на дереве!
— Что
за потеха!
— Он,
может, теперь и по небу летает?
Ведь
он себя, кажется, птицей считает!
Они
разбежались...
А Хортон остался...
Он
так бы сейчас по траве покатался!
Он
так бы сейчас погулял, побродил!..
Но
слон все сидел и упрямо твердил:
—
По-моему, мысль моя очень проста:
слон
верен от хобота и до хвоста.
Какая
бы нас ни постигла беда,
ребенку
не будет, не будет вреда!
Но Хортон-бедняга не знал ничего
о
том, что еще ожидало его.
Пока
он сидел, позабыв про покой,
такой
терпеливый и добрый такой,
охотники
медленно крались к гнезду
и
ружья нацеливали на ходу.
И
слон увидал из гнезда своего
три
дула, направленных на него!
Бежал
ли от страшной опасности слон?
Нет!
Даже и с места не сдвинулся он.
Слон Хортон не струсил и прочь не удрал.
Он
выпятил грудь и свой хобот задрал.
И так
на охотников смело глядел,
как
будто бы молча сказать им хотел:
"Стреляйте!
Я здесь остаюсь до конца.
Ведь
я без тепла не оставлю яйца.
По-моему,
мысль моя очень проста:
слон
верен от хобота и до хвоста".
...Охотники
вовсе в него не стреляли.
И
ружья из рук их на землю упали.
—Смотрите!
Смотрите!— они закричали.—
Такого
нигде мы еще не встречали!
На
дереве — слон!
Как
забавно!
Как
ново!
Ведь
это неслыханно! Честное слово!
Не будем
era убивать. Пощадим.
Мы в
цирк подороже его продадим.
Телегу
огромную соорудили,
беднягу
слона на нее посадили,
и Хортон оставил родные места,
несчастный
от хобота и до хвоста.
И к
самым вершинам телега ползла,
и к
самому небу телега везла,
и
ствол, и гнездо, и яйцо, и слона...
И к
самому морю спустилась она.
И
вот, помахав, на прощанье земле,
слон Хортон качается, на корабле.
Но
гнездам, и яйцам, и даже слонам,
не
так уж привычно сновать по волнам..
А
шторм разгулялся! И не утихал.
И Хортон сидел и устало вздыхал:
—
По-моему, мысль моя очень проста:
я
гибну от хобота и до хвоста..
И так
две недели. И так две недели...
Но
вот они берег вдали разглядели.
Подъемного
крана тугая стрела
слона
и гнездо к небесам вознесла.
И
ствол, и яйцо, и гнездо, и слона.
В
Нью-Йоркском порту опустила она,
И
ствол, и яйцо, и гнездо”, а слона,
купила
бродячая труппа одна.
И вот
потекли бесконечные дни.
И
люди глазели. Смеялись они.
В
Чикаго, Вихайкене и Вашингтоне,
в
Огайо, в Даутоне и в Бостоне,
и в Каламазоо, и в Миннесоте,
смеялись
в Канзасе, смеялись в Дакоте,
за несколько
центов всегда и везде
смеялись
над странным слонов на гнезде.
И Хортон мрачнел,
но с
гнезда не сходил.
В
шатре цирковом он печально твердил!
—
По-моему, мысль моя очень проста:
слон
верен от хобота и до хвоста.
Но
цирк, продолжая свой долгий вояж,
приехал
однажды на Пальмовый пляж,
И кто
прилетел поглазеть на слона?
Бездельница
Мейзи!
Конечно,
она!
Все
так же ленива, все так же беспечна,
она о
гнезде позабыла, конечно,
и
вдруг, увидав балаган в отдаленье,
пропела:
“Ура! Поглядим представленье!”
И Мейзи, как молния, вниз головой
с
небес ворвалась в балаган цирковой...
—
Ого... что за встреча...— она пропищала.—
Мне
кажется, я вас когда-то встречала...
Слон
вздрогнул... и стал вдруг белее, чем мел!
Он
что-то беглянке ответить хотел,
но
хруст скорлупы балаган огласил!
В ней
кто-то царапался что было сил!
И тут
у слона просветлело лицо!
Он
крикнул:
— Мое
дорогое яйцо!
Но
пискнула Мейзи:
—
Неправда!
Ты
лжешь!
Ты —
слон!
И на
птицу ничуть не похож!
И
дерево это мое! И яйцо!
Ты
лжешь мне бессовестно прямо в лицо!
И
бедному Хортону стало невмочь.
С
тяжелой душою он двинулся прочь.
Но
тут
разломилась
совсем скорлупа —
и
замерли Мейзи,
и
слон,
и
толпа...
Ведь
то, что на свет из нее вылетало,
приветливо
хоботом длинным мотало!
И
хвостик слоновий,
и
уши,
и
кожа —
все
страшно на Хортона было похоже!
И
люди вокруг головами качали!
Они
ликовали!
Смеялись!
Кричали!
“Смотрите!
Ура!
Новый
вид!
Слоно-птица!”
Но
так и должно было это случиться.
Ведь
молнии бились.
И
шторм бушевал.
А Хортон сидел и яйцо согревал.
И
слон возвратился в родные места,
счастливый от
хобота и до хвоста.
Когда-то
и где-то в большом океане,
На
солнечном острове Сана-Ма-Сане,
Жил Ертель, жил Тертель — король черепах.
И
ахи, и охи, и охи, и ах!
Он в
луже на камне прохладном сидел,
Сидел
он на камне и в лужу глядел.
Чудесная
лужа! Прелестная лужа!
И
очень уютная лужа к тому же.
В ней
сколько угодно зеленой воды,
И
мошек, и блошек, и прочей еды.
И
были в ней счастливы все черепахи.
И
ахи, и охи, и охи, и ахи!
Но
как-то король черепаший сказал:
“Мой
трон королевский и низок и мал.
Конечно,
я вижу зеленую лужу,
Я
камнем прохладным владею к тому же.
Но
если бы я еще выше сидел,
О,
сколько б я видел! О, чем бы владел!”
И
топнул ногою он: трах-тарарах!
“Подать
сюда девять моих черепах!
Из
них я построю невиданный трон...
А
ну-ка, влезайте,— скомандовал он,—
Одна
на другую, без лишнего слова!”
И вот
пирамида живая готова.
И Ертель на самой верхушке сидит:
“О
чудо! Какой замечательный вид!
О,
чем я владею! О, сколько я вижу!
Я
вижу корову, и кошку, и крышу!
Я
кошки король! Я король стрекозы!
Коровы
король, и осла, и козы!
Но
этого мало,— нахмурился он.—
А
если поднять еще выше мой трон?”
Тут
молвила снизу одна черепашка,
По
имени Мак — костяная рубашка:
“Простите
покорно за смелые речи:
Болят
у меня и колени, и плечи.
Величество
Ваше, Высочество Ваше,
От
тяжести спины трещат черепашьи.
Поверьте,
едва я стою на ногах...”
И
ахи, и охи, и охи, и ах!
Король
огрызнулся: “Ну что там такое?
Кто
смеет меня, короля, беспокоить?
Еще благодарен ты должен быть мне,
Что я
на твоей возвышаюсь спине!..
Ты
стой, где стоишь, и веди себя тише.
Хочу
я быть выше, и буду я выше.
Подать
мне еще шестьдесят черепах!”
И
ахи, и охи, и охи, и ах!
И так
был сердит он и грозен, что в страхе
Ползли
отовсюду к нему черепахи,
Их
братья, и сестры, и дяди, и тети,
Которые жили в
соседнем болоте,
Их
бабки, и дедки, и мамы, и папы
Друг
другу на голову ставили лапы.
А Ертель, король и осла, и козы,
Собаки
король, и король стрекозы,
Король
и забора, и кошки, и крыши,
На
троне живом поднимался все выше.
Тут
вновь обратилась к нему черепашка,
По
имени Мак — костяная рубашка:
“Высочество
Ваше, Величество Ваше,
Терпенье
подходит к концу черепашье.
Сидеть
наверху Вам, конечно, прекрасно,
Но мы
здесь, внизу, голодаем ужасно.
Когда
ж вы отпустите нас, черепах?”
И
ахи, и охи, и охи, и ах!
Великий
король со своей высоты
Прикрикнул:
“Закройте немедленно рты!
Я
кошки король, и козы, и вола,
Собаки
король, и свиньи, и осла,
Коровы
с рогами, и дома с замком,
И
синего моря с огромным китом!
Сижу
я на небе и правлю с него,
И
выше меня уже нет никого!”
Но
вдруг он заметил, что в небе луна
Над
ним проплывает, кругла и бледна.
И рявкнул король: “Это что там за штука
Торчит
в небесах надо мною? А ну-ка...
Молчать!..
Не позволю!.. Я выше построю
Свою
пирамиду и вдвое и втрое.
Сейчас
позову черепах отовсюду —
Хочу
я быть выше, и выше я буду!”
И он
приказал с королевского трона:
“Подать
мне немедленно три миллиона
Шесть
тысяч пятьсот тридцать семь черепах!”
И
ахи, и охи, и охи, и ах!
Тут
маленький Мак рассердился немного,
К
тому ж промочил свою заднюю ногу.
И, трон сотрясая, раздалось внезапно
громкое,
звонкое, гулкое: “Ап-
чхи!!!”
И Ертель и Тертель,
И Тертель и Ертель,
Король
и пчелы, и лужайки, и ветра,
Собаки
король, стрекозы и осла,
Кита
в океане, козы и вола,
Коровы
с рогами и дома с замком,
С
высокого трона слетел кувырком.
И
плюхнулся в лужу король черепах!
И
ахи, и охи, и охи, и ах!
И все
закричали: “Смотри ты! Смотри ты!
Король
знаменитый! Король знаменитый!
По
самые уши в грязи он сидит.
Сидит
он в грязи, и на грязь он глядит!”
Плясали
от радости все черепахи...
И
ахи, и охи, и охи, и ахи!